Постоянная ссылка: https://vk.com/@-77305443-obsuzhdenie-spektaklya-chelyabinskogo-teatra-dramy-im-n-orlo
Спектакль:
Дом Бернарды Альбы
Артисты:
Дарья Догадова, Наталья Катасонова, Татьяна Каменева, Анастасия Аляева, Татьяна Власова, Антонида Гагарина, Екатерина Зенцова, Ксения Зузнева, Карина Исмаилова, Антон Марьинских, Алла Несова, Мария Трофимова
Светлана Бабаскина: Я во многом согласна со статьёй А. Ваганова по спектаклю, но, правда, он там пишет, что спектакль состоит как будто из разных сцен, которые не очень связаны в единое целое, как отдельные картины. Я так не восприняла этот спектакль. Для меня он был цельным, и работа режиссёра, безусловно, отличная. Прекрасные актёрские работы. Очень хороша Татьяна Каменева в роли Бернарды Альба. Отдельно хочется сказать об Екатерине Зенцовой. Перед актрисами, исполняющими роли дочерей, судя по всему, была поставлена задача не играть в духе русского психологического театра, там нет особенных душевных метаний, а есть одна краска, с помощью которой они доносят смысл образа, а у Зенцовой получился очень живой «человеческий» персонаж. Интересны пластические сцены в постановке Марии Грейф, и мужской персонаж бессловесный в исполнении Антона Дмитрова замечательный. Хороша и лаконичная сценография и свет. Есть дух Испании (не русифицированный).
Однако хочу сказать, что есть у меня, кроме объективных и субъективные ощущения. Мне не близок стиль Лорки, не близка тема. И когда всё соединяется – и драматургия, и тема, и сама постановка, тогда я испытываю блаженство. А здесь не всё для меня сошлось, поэтому было немного утомительно. И ещё музыкальный ряд можно было продумать тщательнее. Андалусские мелодии в стиле Мануэля де Фалья в некоем осовремененном ключе звучали однообразно.
Андрей Ваганов: Лорка – сложный автор, и для меня дорогой. Лорка интересен своей метафоричностью. Он совсем не бытовой. И когда я прочитал в интервью Дарьи Догадовой, что она хочет сделать испанского Чехова, то я был обескуражен. Лорка и Чехов два разных мира, два разных восприятия действительности. Конечно, Чехов тоже поэт. Он пишет: «Моя душа, как драгоценный рояль, который закрыт, а ключ потерян», - это поэзия! Но Чехов поэт другой. У Лорки необузданная образность, страшная страсть, и ставить его, как красивую, но грустную историю… Не знаю. Для меня именно эта «красивость» спектакля стала эмоциональным барьером. У Дарьи Догадовой всё очень гламурно, всё там очень изящно: изящна конюшня (хотя декорации – классные! Найден приём стойла с двухчастными дверями, и открывается либо верхняя, чтобы лошадь высовывала голову, либо вся дверь, либо нижняя часть), она такая чистенькая, и все актрисы такие миленькие, так хорошо одеты, так изящно двигаются. Потом выходит брутальный мужчина, он тоже здорово двигается в хореографии Марии Грейф, поднимает на руки женщину… Но между ними нет страсти! Он делает «современную хореографию», но он не делает даже «сексуальную» сцену. И эта красивость и гламурность не дают ощущения трагизма. И ещё непонятно, про что спектакль.
«Дом Бернарды Альбы» ставили тысячу раз: его ставили как трагедию крови, его ставили, как антифашистское высказывание, потому что Бернарда Альба – это диктатор, были и другие трактовки… Но вот когда ничего нет… Нет никакого посыла. Единственная фраза, которая сыграла в спектакле Догадовой как некий вариант его общего смысла, – «это просто женщины без мужчин». Это единственное, что может описать ту атмосферу, которую режиссёр на протяжение двух часов создавала на сцене с помощью красивого света, красивой декорации, замечательных костюмов и восхитительной хореографии Марии Грейф. Но всё это для Лорки как-то очень мелко. Женщины без мужчин, но мужчина-то там есть. И он куда-то уходит… Куда? Почему? У Лорки очень важный финал – Пепе Римлянин приходит, чтобы забрать Адэлу. Бернарда стреляет в него из окна, Пепе убегает, Адэла кончает жизнь самоубийством. Что мы видим в спектакле: женщина с чемоданом встречается с мужчиной, отдаёт ему чемодан и тот уходит, это что – история про похищение чемодана?
Хочется выделить Аллу Несову, исполняющую роль служанки, в том показе, который я видел. Мощная актриса! Она долгое время находилась как бы немного в тени, и её выход в этой роли очень сильный!
Немного удивляет то, что самая младшая дочь Адэла – в исполнении Анастасии Аляевой, держится не как младшая. Самой младшей кажется Амелия, которая на самом деле по пьесе и в спектакле, естественно, старше. Актриса Татьяна Власова уж никак по возрасту не может быть матерью для героини Татьяны Каменевой…
Михаил Богуславский: Я согласен с Андреем. Режиссёр ставила другого Лорку, своего. Женского. Возможно, она и права. Достоинство Дарьи Догадовой в том, что она сразу заняла в спектакле десяток актрис, дала им роли. А это очень важно для такой большой труппы. И ещё, она сделала потрясающий режиссёрский ход для зрителя: она дала «сцепиться» актрисам их (персонажей) ненавистью. И как они «искренне» друг друга ненавидят! Настоящее живое человеческое чувство. В костюмах – не Испания, но декорация потрясающая, «вкусная». Ещё надо сказать о роли Адэлы в исполнении актрисы Аляевой (Павловой) – у неё «гроздья» ненависти самые сочные. Согласен с Андреем в том, что мужской персонаж сам по себе хорош, но для спектакля он «никакой». Взял женщину, так «тащи», а то создаётся ощущение, что он взаимодействует с куклой. У хореографа Грейф есть свой стиль – она придаёт персонажам некие изломанные, не совсем «человеческие» движения. Помните в «Дикой утке» пару – девочка и утка? Вот здесь было нечто подобное, примета её стиля, но какое это имеет отношение к Лорке?..
Чем больше я смотрю постановок Лорки, тем больше я убеждаюсь, что режиссёры его ставящие читали только одну конкретную пьесу, которую ставят в данный момент, без контекста.
Ещё момент, зал оживает, когда приходит соседка в исполнении Аллы Несовой. Она вносит такую человеческую ноту в нечеловеческое пространство дома Альбы, что зал провожает её аплодисментами. У Догадовой специально всё неживое. Вырваться из этого мёртвого мира – вот про что спектакль.
Майя Брандесова: Я согласна с тем, что чётко выраженной мысли – про что спектакль – сразу и ясно не формируется. Но, как мне кажется, я поняла мысль режиссёра – она ставила про то, что мы сами устанавливаем для себя «правила», начинаем следовать этим правилам и не замечаем, что вообще-то очень легко можно перейти самими нами определённые границы. «В доме моего деда было так, – говорит Бернарда Альба, - в доме моего отца было так и так будет у меня». Не потому, что Бернарда Альба такая «сволочь», «фашистка» и «садистка» и ей нравится мучить. Она сама поставила себе рамки. И Догадова не делает её тираном, и Каменева не играет тирана. Она охраняет эти свои правила и это стойло, в котором бьются «кобылицы». Она поставлена кем-то охранять этот мир. Как в рассказе Пантелеева «Честное слово» - должна стоять на этих часах. Поэтому в последней сцене, когда повесилась дочь, она говорит эту знаменитую фразу – «моя дочь умерла невинной» без всякой аффектации, тихим голосом, продолжая охранять доверенный ей мир.
И ещё, в этом спектакле возникла странная тема. К вопросу, почему именно такой мужчина в спектакле. Есть пьесы, написанные, как правило мужчинами нетрадиционной ориентации, когда в коллизиях этих пьес выражен страх перед женщинами. Например, пьеса Альдо Николаи «Любовь до…», где «жуткая» дама так надоедает и мужу, и любовнику, что они оба, сговорившись, её убивают. А здесь происходит следующая аберрация – героини спектакля с одной стороны очень хотят мужчину, а с другой – это для них настолько что-то чужое, что рождается образ, который играет Дмитров. Это ведь не реальный Пепе Римлянин, а некий вожделенный и в то же время «пугающий» образ мужчины. Мужчины с обложки гламурного журнала. Мужчина из фантазий. Поэтому он и приходит таким, поэтому такая хореография. Поэтому нет и настоящей страсти. Ведь это воображаемый персонаж. Антон Дмитров – великолепный актёр, ни слова ни говоря, всё это внятно делает.
Что касается испанской атмосферы. Помнится был такой испанский фильм «Хуанита ла Ларга». Несколько серий. Вторая половина 19 века, Испания, высокие гребни и пр. Когда я смотрела спектакль, у меня было ощущение погружения в этот фильм. Догадова нарочито убрала все наши традиционные представления об Испании. С рвущимися наружу страстями и т.д. Мне показался мир, созданный в спектакле, очень знакомым по реалистическому испанскому кино (не по Бюнуэлю). И настолько насколько в Челябинске это можно сделать, она сделала совершенно честно.
У каждой актрисы, правы и Михаил Борисович, и Андрей, свой бенефис. Наталья Катасонова – красивая актриса, играет такую нескладёху (Ангустиас) и с самого начала, с первого появления на сцене, ты всё понимаешь про этот персонаж.
Очень хорошо, что Догадова убрала в конце этот выстрел. Если бы это оставить, как раз и была бы та «русская» Испания, про которую мы говорили. А суть в другом. Адэла вышла за рамки, нарушила правила. И этот условный мужчина он обязательно уйдёт, и даже если он не уйдёт, вспомните сцену, когда убивают в деревне женщину, которая согрешила. Адэла в спектакле прекрасно понимает, что это про неё. И неважно, уйдёт он или нет, её ждёт смерть в любом случае. По крайней мере ей внятно говорят – «угли тебе в срамное место». Но она всё равно идёт на то, чтобы быть с ним, совершая определённый выход, а потом и окончательно «выходит». И именно поэтому она гибнет, а не потому, что она узнала, что мама застрелила её возлюбленного. Не мелодрама. А как прекрасно решена эта сцена, когда героиня повесилась, как это найдено, и ты видишь это покачивание за дверями… Жуть какая! И неважно, что Татьяна Власова, играющая безумную мать, младше Татьяны Каменевой. Потому что это образ смерти. Этот образ смерти – он без возраста. И когда она говорит, называя по имени одну из внучек – «Морта-Мортирио, Морта-Мортирио», морта – это смерть. И именно через героиню с таким именем приходит смерть, потому что именно она рассказывает всем про грех Адэлы.
Пьеса, действительно сложная, и есть мнение, что её вообще лучше не брать на постановку, потому что она обязательно тебе подставит «подножку». Однако для меня в этом спектакле всё как-то срослось. Настолько насколько вообще может получиться такая пьеса, у Догадовой получилась…
Андрей Ваганов: Мне кажется, это не столько заслуга Догадовой, сколько самого Лорки. Когда режиссёр оставляет простор зрителю, не ведёт его за собой, то, что остаётся зрителю? Зрителю остаётся только слушать текст, и думать – в чём смысл этого текста? Где-то в середине спектакля, ещё в первом действии возник вопрос: а почему они её слушаются? Они же все хотят на свободу, постоянно об этом говорят, но продолжают её слушать. Я понял то же, что поняла Майя, но это не заслуга Догадовой, а это было в тексте: там что сказано? Что главная невольница этого дома – это Бернарда, которая сама поставила себе рамки и сама заключила себя в плен. Дочери ничего не слышали об окружающем мире, кроме того, что им говорит мама, а мама всё время говорит: это должно быть так, как всегда было, так и будет. А кто не подчиняется этим правилам, того соседи засмеют. А вот там окна открыты – соседи следят за нами. Она сама боится мнения толпы.
Майя Брандесова: Дело в том, что один и тот же текст можно поставить по-разному. Я видела спектакль в Озёрске, и он был про фашизм. С тем же самым текстом. А Догадова вычитала из текста именно то, о чём ты сейчас говоришь и о чём говорила я. Мы говорим всё-таки о спектакле, а не о пьесе.
Андрей Ваганов: Так вот я всё это услышал в тексте, но не увидел в спектакле.
Майя Брандесова: А я, как раз увидела всё в спектакле. Через игру Т. Каменевой, через режиссёрскую подачу…
Светлана Бабаскина: Было такое направление в музыке начала 20 века. Веризм. Пуччини, опера «Сельская честь» Масканьи. Все эти оперы, где всевозможные страсти в жизни итальянских деревень выносились на сцену. Ограничения, ревность, убийства… Поэтому для меня это был совершенно «испанский» спектакль.
Майя Брандесова: Иногда мы очень осовремениваем какие-то вещи. Испания начала 20 века, при том, что Лорка абсолютно не бытовой автор, действительно знала всё то, о чём эта пьеса. «Вечности заложник, у времени в плену». Это из серии – а почему Маша с Дубровским записки через дупло передавали, а не могли позвонить по телефону? И из этой же серии наш вопрос, почему они не могли не послушаться маму. Да не могли! Да потому что Испания начала 20 века – это почти Афганистан сегодня. Есть вещи, которые непреодолимы в определённое время и в определённой среде. Это мы должны помнить.
И всё-таки с ответом на конечный вопрос, почему именно сегодня взят на постановку этот текст для меня остаётся. Не про что (это мне понятно), а зачем? Получается, что спектакль с хорошими актёрскими работами, качественный, со своей внутренней логикой и смыслами, представляет собой нечто замкнутое, вещь в себе. Сама актуальность темы преодоления правил для меня сейчас под вопросом, если её понимать не сугубо психологически, а социально. Сейчас другой вопрос на повестке: как бы нам поставить эти правила.
Татьяна Цидина: Я прослеживаю единую тему во всех трёх спектаклях Догадовой – «Под одной крышей», «Безымянная звезда» и «Дом Бернарды Альбы» - тему женского одиночества. Она её явно волнует. Получается, что она с этой темой пришла. И главное, что она выносит эту тему на сцену и делает то, что её волнует!
Андрей Ваганов: А ещё Догадова – мастер красивых и грустных историй. Даже «Безымянную звезду», комедию, она сделала грустным и красивым спектаклем.
