Постоянная ссылка: https://www.1obl.ru/free-time/razvlecheniya/v-chelyabinske-sostoyalas-premera-spektaklya-deti-vorona/
Спектакль:
Дети ворона
Артисты:
Борис Петров, Татьяна Скорокосова, Александр Бауэр, Екатерина Зенцова, Ксения Зузнева, Кирилл Корнев, Станислав Масехнович, Данил Матвеев, Ксения Павлова
Малая сцена Театра драмы им. Наума Орлова застелена картой Ленинграда. Не знаю, случайный ли выбран фрагмент, но включаюсь в игру. Иду от Варшавского вокзала вверх через Большую Митрофановскую мимо скотобойни, прячусь от хищных черных «воронков» в подворотнях и успеваю до первого еще звонка пробраться за Невский. Стою примерно там, где Кресты. А передо мной — потрепанная дверь и 12 звонков сбоку. Если позвонить 3 долгих раза, попаду к Шурке с Танькой. Они на звонок встрепенутся, как птицы, выскочат из своей комнаты через секретный ход в шкафу, побегут к входной двери. А в соседних комнатах к замочным скважинам прильнут чьи-то глаза или уши.
В драмтеатре премьера, вопреки моменту и ремонту. Режиссер Ксения Павлова из Санкт-Петербурга поставила историю «Дети ворона» из цикла «Ленинградские сказки».
Литературная основа посвящена репрессиям 1938 года, военному времени и блокаде Ленинграда. Но главные герои повествования — дети. Автор Юлия Яковлева по письмам, справкам, фотографиям, дневникам рассказала судьбу одной семьи — репрессированных родителей, старшей дочери Таньки, младшего сына Бобки и главного героя — семилетнего парнишки Шурки.
Сюжет таков: Шурка тайком отправляется гулять к железной дороге. Мимо него проходит состав из «теплушек» и через щель на дорогу вылетает бумажная горошина. Мальчик эту горошину дома разворачивает, и она превращается в записку от человека, которого отправляют на Колыму. Родители испуганно наказывают Шурке молчать — повсюду уши. Ночью папу забирают. А на следующий день и маму. Вокруг шепчутся: черный ворон унес. Добрые соседи передают детям послание от матери и деньги. Подлые — уже втаскивают в освободившиеся комнаты свои вещи. А Шурка с Танькой отправляются на поиски своей семьи.
«Мне очень нравится эта книга. Я большинство своих спектаклей делаю исключительно из любви к исходному тексту. „Дети ворона“ — важная история. Мы делаем спектакль про семью. Про страх. Про то, как в этом страхе остаться человеком. И как сохранить память о наших прапра... Надеюсь, для кого-то из зрителей спектакль станет поводом для семейного разговора»,— подчеркивает режиссер Ксения Павлова.
Мы с режиссером познакомились и разговорились на фестивале «Эхо БДФ», который состоялся в Озерске минувшей зимой. Ксения делала эскиз спектакля «Следы на снегу» для малышей. Действие получилось очаровательным: с теневым театром, милыми тактильными персонажами и отлично подобранным музыкальным рядом. Работа над челябинским спектаклем тогда только начиналась: заказывались первые декорации, игрушки, куклы...
Да, вам нужно запомнить про Ксению главное — она режиссер и актриса питерского Большого театра кукол. И театр для нее — прежде всего история визуальная и предметная. И в этом была очень большая сложность при подготовке «Детей ворона».
«Среди актеров спектакля — народные, заслуженные, признанные артисты, которые много лет служат в театре, привыкли брать публику эмоциональными монологами. А я прошу их руку из шкафа высунуть, пошевелить и что-то прокричать. Сложно было, я навязала им непривычный театральный язык. Посмотрим, чем это закончится»,— говорила Ксения Павлова за несколько дней до премьеры.
Вся эта длинная предыстория нужна для того, чтобы вы поняли — на сцене челябинской драмы случился совсем нетипичный спектакль. Здесь страшную историю превратили в цепочку воспоминаний, которые накрывают героев и возвращают их в детство, к тому, давно не пережитому горю.
Ребята Шурка и Танька — это народный артист Борис Петров и заслуженная артистка Татьяна Скорокосова. Они не бегают по сцене в коротких штанишках, не надувают обиженно губы и не растирают слезы по испачканным пирожками щекам. В руках у них плоские фигурки — куколки детей. И каждое вспомнившееся из прошлого случается не с ними, не со взрослыми, а с куклами. И кажется, не так больно. Жаль, в реальной жизни все иначе.
И это «не так больно» выключает из происходящего зрителя. Ты слушаешь и смотришь, а сам чувствуешь себя в гостях: перед тобой раскрывают старый фотоальбом (четыре фотоальбома!) и рассказывают, кто, где, куда, как, когда. Ты киваешь, удивляешься («вот это да-а-а!»), поддакиваешь сочувственно («и такое бывает»). А потом вздыхаешь с облегчением, потому что в комнату заглядывают и зовут к столу. И не видишь уже, каким чудом фотоальбомы превращаются в чаек и улетают на свободу, потому что их наконец кто-то досмотрел до конца.
А может, все дело в том, что происходящее на сцене, воспоминания и сама история «Детей ворона» слишком сильно стали походить на сказку? Понятно, что дети додумывают все, что с ними случается, до фантастического. Потому что так интереснее. Потому что становится не так страшно. И когда ты слышишь наивные и детские интонации в голосе Татьяны Скорокосовой, когда ловишь испуганный взгляд Бориса Петрова (вот это мастерство перевоплощения!), когда птицы вдруг начинают читать газеты и жаловаться на тяжелую судьбу многодетности, весь ужас будто размазывается тоненькой серой пленкой, маревом из дым-машины.
Наконец, спектакль настолько художественно вылеплен, что за тяжелым смыслом и ужасом идти не хочется. Куда интереснее проследить за черным «воронком» на радиоуправлении, за очеловеченными птицами, ушами, ползающими проекцией по стене.
При этом видно, с какой любовью и режиссерским вниманием к мелочам собран спектакль. Как тщательно поделены события: эти случаются с куклами — и актеры обращаются к куклам. А вот эти, самые важные, — с людьми. Папа не может приобнять куклу. Зато папа с радостью приобнимает Шурку. И от этого становится теплее.
Сценически спектакль превосходен. Его хочется разглядывать со всех сторон, как дорогую куклу. Столько крошечных, но важных деталей, изящных решений, многомерных и точных метафор! Режиссер и художник Марина Завьялова (главный художник Большого театра кукол) очень увлеклись формой, антуражем, атмосферой, видно слаженный тандем.
Люди в жестких черных плащах — то ли птицы, то ли сотрудники НКВД. И вот сколько вариантов ткани для плащей нужно было перепробовать, чтобы руки в карманах действительно шуршали как крылья птиц?! А эти бушлаты и пальто, вывешенные в ряд по заднему плану? Как так внезапно они превращаются в живую, надрывную очередь с прошениями к заветной двери: мелькают испуганные детские лица, шелестят записки, кто-то ропщет, кто-то боится и все чего-то ждут.
Весь спектакль невыносимо хочется поймать за хвост главную тему. Поймать, прижать, рассмотреть. Но все эти беды 1938 года кружатся в вихре деталей, сценах воспоминаний, каждая из которых длится минуту, может, две. Слишком быстро, чтобы включиться эмоционально. Вот мелькнула мысль про во всем виновную интеллигенцию. Вот — про брошенных детей. Вот — про страх и действия вопреки. А вот про семью, которую очень важно найти, собрать обратно. Между вспышками контрового света и страницами Маяковского показалось вдруг, что «тумба», надзиратель сиротского дома, все-таки человек. Или правда показалось? В спектакле так много всего, что проглотить за один раз невозможно.
И за всей этой красивой жутью ускользает главное — эмоции. Как теряется лицо девочки, укутанной в роскошное платье с рюшами. А ведь тут на сцене вовсе не в игрушки играют. Тут смерть, боль, страх, дети-сироты, враги народа и народные враги — жестокие и бесхребетные, добрые и наивные. Тут люди жизнь прожили и простить себя не могут. Но когда вокруг очень много красивых старых чемоданов, шкафов и фотографий, о людях уже и не помнишь. А заводная машинка уже снова куда-то едет.
Наверное, спектаклю нужно время. Чтобы актеры свыклись с куклами. Чтобы все это приукрасилось эмоциями первых показов. И стало красивым, как старинная фотография в рамочке на полке
