Постоянная ссылка: https://screenstage.ru/?p=20554
Спектакль:
Король Лир
Артисты:
Борис Петров, Алексей Вотяков, Екатерина Зенцова, Лариса Меженная, Николай Осминов, Екатерина Половцева
В октябре 2024 года здание Челябинского театра драмы имени Наума Орлова распахнуло двери после масштабного ремонта, длившегося больше двух лет. К возвращению в привычные стены приурочили премьеру шекспировского «Короля Лира» в постановке Екатерины Половцевой.
Новый спектакль – не только высказывание режиссера и труппы, но и презентация технических возможностей театра: новой свето- и звукоаппаратуры, новой нижней машинерии сцены (поворотный круг, люки-провалы). Сама постановка тоже сосредоточена на теме театра.
Исходное событие челябинского «Короля Лира» – не раздел королевства, а слова Реганы «И ваше естество уже подходит / К последнему пределу; здесь нужны / Разумные опекуны…». Выбран не хрестоматийный перевод Бориса Пастернака, а версия Осии Сороки, которую Алексей Бартошевич когда-то назвал крупнейшим событием в истории шекспировских переводов.
Действие начинается в бытовом пространстве комнаты не то дома ветеранов сцены, не то другого казенного учреждения с медицинским персоналом. Стоит гримерный столик, как маркер театрального прошлого, стены увешаны старыми фотографиями из личного архива народного артиста России Бориса Петрова, который сгорбившись полулежит-полусидит на кровати в центре комнаты. Он играет актера, приблизившегося к последнему рубежу, – слова дочери о необходимости опекунов рождают в его больном сознании воспоминание о Лире. И вот уже вязаное покрывало с кровати становится мантией, а за спиной появляется Шут.
Начиная спектакль с демонстрации больничной койки, Екатерина Половцева размышляет о театре как о болезни, причем совершенно конкретной – болезни ума. Потому, наверное, артисты так акцентируют реплики о всемирном театре дураков, а они звучат в спектакле неоднократно.
Театр как болезнь, и по всей видимости, неизлечимая, – лишь одна из тем, соотносимая в первую очередь с образом заглавного героя. Но главенствует в постановке не он, а сам театр. Актер Николай Осминов, играющий Шута, по сути, воплощает на сцене дух театра. Его внешний облик резко отличается от остальных: элементы костюма буффонно гипертрофированы, а грим подчеркнуто ярок. В спектакле Екатерины Половцевой именно Шут, а не Лир становится центральной фигурой, раскручивает сюжет, ведет его. (А завершается история в тот момент, когда Шут начинает смывать свой яркий театральный грим.) Театр же предстает увеличительным стеклом в его руках. Так, скомканное письмо трансформируется в большой бумажный шар, со временем их количество разрастается.
Апеллирует постановка и к сентенции «Театр есть зеркало жизни». Пространство комнаты, где начинается действие, постепенно исчезает и открывает зеркальную поверхность. В финале же зеркала полностью заменяют стены комнаты – реальный мир для заглавного героя перестает существовать, остается лишь реальность театра.
Челябинский «Король Лир» решен в жанре тотального театра: место находится самым разным формам и направлениям. В одной из сцен Регана и Гонерилья существуют как марионетки, мастерски воспроизводя пластику кукол. Их действиями управляют похоть, вседозволенность и безнаказанность. Актрисы Екатерина Зенцова и Лариса Меженная создают образы женщин, жаждущих власти и любви, готовых на все ради личного блага.
Главное место в стилевом пэчворке спектакля занимает язык визуального театра. Художник Алексей Вотяков предлагает множество зримых метафор и образов. В сцене раздела королевства Лир разламывает гипертрофированное яйцо, которое в мировой культуре прочно связано с образом мироздания, – тем самым подчеркивается слом привычного хода вещей, нарушение общечеловеческих устоев. После предательства Реганы на пути Лира встречается дерево, застывшее корнями вверх, – символ взбаламученного и обезумевшего мира. Когда предательства и боль начинают множиться, на сцене в качестве элементов декораций возникают огромные семена-крылатки, что разносятся по свету при первом же дуновении ветра. В одном из финальных эпизодов находится место ветряной мельнице, давно ставшей знаком бессмысленных сражений. Символов хватило бы на несколько спектаклей, однако в полифонию смыслов они, тем не менее, не складываются. Придуманное остается набором разрозненных элементов, пусть каждый из них по-своему и привлекателен.
