О театре

Как из милейшего пса сделать чудовище? Задача относительно понятная для литературы и очень сложная для театра: ставить «Собачье сердце» — значит сразу обречь себя на критические отзывы вроде «это не «Булгаков» или «а фильм был лучше». Режиссер-постановщик Дарья Догадова создала мир в духе немецкого экспрессионизма и чистой фантастики — и это получилось очень убедительно.

Серая сцена в серых листах-панелях с металлическим блеском. Холодный заливающий свет с фиолетовым оттенком. Кругом — рентгеновские снимки со скелетами, тканями, сосудами. Нет сомнений — это какая-то лаборатория, и хорошо, если не совсем чокнутого профессора. Филипп Филиппович в исполнении Дениса Кирша — актера поистине царственной эффектной внешности — несет себя с такой уверенностью и достоинством, что нет сомнений: такой природу обманет, голову задурит и использует всех и вся во имя великой цели. Ну ведь омоложение (привет нашему веку с его зацикленностью на вечной юности) — великая цель?

— Я играю профессора Преображенского не полубогом, а все-таки человеком. И использую для этого яркую краску, театральную, гиперболизированную слегка — чтобы показать его от взлета до падения, — рассказывает Денис Кирш. — Необходимо помнить, что в каждом из нас есть немного Преображенского. Да, он забирает жизни, но не просто так — он делает это ради блага. Другое дело, что благо получается не всегда для блага.

Актер Антон Марьинских, безусловно, получил в этом спектакле самую трудную задачу: трансформация из милого хитрого пса в гомункула, напоминающего героев всех научно-фантастических ужастиков сразу, требует огромного диапазона. Нежная андрогинная красота Марьинских превращает Шарика в почти ангела — нежного агнца на заклание: пес так радуется профессору и новой жизни, что Преображенского, ей богу, хочется назвать нехорошим словом. То, каким перерожденный Шарик появляется после операции, с гипофизом Клима Чугункина, внушает настоящий ужас: артист полностью меняет пластику, тон голоса, даже его лицо под кожаной маской кажется совершенно другим.

— Мы старались при работе над образом Шарика уйти от животного воплощения — здесь, скорее, собачий дух, изображение внутреннего мира собаки — как он воспринимает все вокруг себя, — говорит Антон Марьинских. — А Шариков — это контраст полный. Мы пытались найти реакции, присущие человеку, которого отвергли, обманули. Он хотел любви — и что получил? Трагедия этого существа в том, что оно совершенно случайно попало в эти перипетии. У него не было выбора, кроме как стать плохим.

Хороши и все остальные персонажи — карикатурный и при этом страшный Швондер, товарищ Вяземская, верные Зина и Дарья Петровна, пациенты профессора. И, разумеется, доктор Борменталь. Артист Станислав Масехнович неуловимо напоминает артиста Бориса Плотникова, сыгравшего доктора в культовом фильме Владимира Бортко (да, постановщики всячески стараются любого сравнения с этим кино избежать): статный, педантичный, настойчивый, надежный. Московский студент — да и только.

— В отличие от повести Булгакова, в нашей истории у Борменталя есть причины, время и место сопротивляться Преображенскому, сталкиваться с ним, отрицать его идеи... и потом все равно его принимать, — делится Станислав Масехнович. — И это круто — так можно найти глубину персонажа. Мне было очень интересно искать этого героя, ведь на меня он не похож: доктор — педант, он человек дела, а я, напротив, человек довольно взбалмошный. При этом у Борменталя великолепное чувство юмора, что добавляет глубины конфликту.

Как вы уже поняли, текст Булгакова в инсценировке претерпел изменения — однако он, безусловно, узнаваем и, само собой, великолепен. И если у того же Бортко этот текст отлично «держит» историю бытовую, то здесь, в постановке Дарьи Догадовой и сценическом пространстве художницы Ольги Смагиной, он становится фундаментом для научной фантастики. Разумеется, моменты с разрухой, уплотнениями, домкомами, контрреволюцией, журналами по полтиннику в пользу детей Германии и даже песней «Яблочко» остаются — но главным становится наука добра и зла: гипофиз, победа над природой, тайна мироздания.

— Мне кажется, сейчас пришло время Булгакова — его переосмысления, когда он по-новому зазвучит в наших головах, — говорит Дарья Догадова. — Когда мы работали с Ольгой Смагиной, художником-постановщиком, то отталкивались от немецкого экспрессионизма, от такой стилистики немого кино. Совместить и эпоху, и приветы из будущего — и создать лабораторию безумного гения. Мне всегда интересно делать спектакли, которые чем-то укрупняют нашу реальность и перекликаются с ней. Булгаков сегодня — это чистый фантаст-экспериментатор. Этим ключом его интересно сегодня раскрывать.

Действительно, что может быть актуальнее, чем такой разговор в эпоху нынешней генной инженерии? Сегодня человечество печатает органы на 3D-принтере, продлевает молодость на пару десятков лет и как никогда настойчиво хочет создавать младенцев в пробирках. При этом так же тухнет свет и кто-то пачкает мраморные лестницы. Круг замкнулся? Ответа на этот вопрос спектакль, наверное, не даст, но посмотреть его стоит.